Рожденная революцией - Страница 132


К оглавлению

132

– А почему нельзя утром, на вокзале? – удивился Миша.

– Потому что Магницкого будем встречать не только мы, – снисходительно объяснил Олег.

…«Эмка» миновала «Сокол» и, увеличивая скорость, помчалась по Ленинградскому шоссе. Свет фар вырывал из темноты деревья, редкие домики. Покачиваясь на мягком сиденье, Коля погрузился в полусон. Вот как она складывается, жизнь! Как это у Маяковского? «С пулей встань, с винтовкой ложись». Дети давно уже спрашивают: а что такое гражданская война? И мамы этих детей уверены, что теперь стреляют только в тире, из пневматических ружей. Их называют «духовые». Люди спокойно ходят в театр, в кино. Сердятся на милиционеров, которые штрафуют за неправильный переход улицы. Наверное, большинство так и думает – милиция существует, чтобы переходили улицу в положенных местах. Даже Маяковский написал: «жезлом правит, чтоб вправо шел. Пойду направо – очень хорошо!» Коля улыбнулся сквозь дремоту: вот ведь – профессия! Никто о ней ничего толком не знает, сплошной секрет. Мало кто любит ее – да что там – любит! С элементарным уважением мало кто относится, вот в чем беда! Плохо у нас пропагандируют хорошее. Нагрубит кому-нибудь участковый – сразу узнает вся улица, весь квартал. И сразу – поток писем. А погибнет в схватке с бандитами милиционер или оперативный работник – о многом ли узнаешь из скупых строчек Указа. «За мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасного преступника, наградить… посмертно».

«Эмку» встряхнуло. Коля посмотрел на часы.

– Сколько до Клина?

– Километров двадцать, – отозвался шофер.

– Можем не успеть, – заметил Олег.

– В первый раз, что ли? – лениво протянул шофер. – Будем тютелька в тютельку.

Шофер прибавил газ, и Коля снова погрузился в полудремоту. Вспомнился Агеев – парень с трудной судьбой, измотанный, нервный. Надо же! Захотел человек сойти с кривой дорожки – и тут же подкараулили его бывшие дружки, отомстили. Сложное это дело – взаимоотношения в воровской среде. Видимость какой-то морали, каких-то законов, а на деле всем движет право сильного, волчье право. Прячутся, конспирируются, иногда довольно умело, – как с ними бороться? На следствии по делу министров бывшего царского правительства кто-то из обвиняемых остроумно заметил, что против тайно совершаемых преступлений бороться только гласными, открытыми средствами невозможно. Это правильно. Мы тоже, несмотря ни на что, теперь не можем, да и никогда не сможем бороться с преступниками только открыто. Что бы там ни говорили чистоплюи и псевдоморалисты. Нет ничего плохого, ничего аморального в том, что бывший вор Агеев, оставаясь в среде бывших своих сотоварищей, пытался разрушить их преступное сообщество, разложить его изнутри и тем самым спасти всех от тюрьмы и краха. Почему же так живуче отвратительное жандармское слово «сексот»? Не потому ли, что мы боимся подчас чистоты и правды в деле, которое исстари и, конечно же, несправедливо принято считать грязным. А ведь Агеев погиб на боевом посту. Геройски погиб, защищая народное достояние. Только о нем не напишут в газетах, и орденом его не наградят.

«Эмку» встряхнуло, взвыл мотор.

– Вляпались! – в сердцах сказал шофер. – Дорогу ремонтируют. И где мы только объезд проморгали?

– Вернемся, – предложил Миша.

– Тогда явно не успеем, – сказал Олег.

«Эмка» снова набрала скорость, и все обрадовались, что участок плохой дороги остался позади, но впереди мелькнул шлагбаум и красный фонарь на нем. Взвизгнули тормоза. «Эмка» замерла, врезавшись в огромную кучу песка.

– Чтоб вам повылазило! – К машине подскочил рабочий с фонарем. – Носит тут всяких.

– Что же вы дорогу перекрыли и не предупреждаете! – в свою очередь заорал шофер.

– Это как же не предупреждаем! – завопил рабочий. – Объезд взади, глаза разуй.

– Где «взади», где? – орал шофер.

– Кончили, – приструнил его Коля. – Ехать дальше можем?

Шофер заглянул под двигатель:

– Рулевая тяга дуба дала.

Коля достал часы:

– Вот тебе и тютелька в тютельку. Железная дорога далеко?

– Железка – вона она, – злорадно сообщил рабочий. – А поезда здеся не останавливаются.

– Ты чего такой злой? – добродушно осведомился Миша. – Кто тебя обидел?

– Ничего, – не то улыбнулся, не то оскалился рабочий. – Я при случае тоже обижу. Валите, неча мне здесь с вами лясы точить.

Оперативники зашагали к насыпи.

– Его бы надо проверить, – остановился Олег. – Кулацкое отродье, не видите, что ли? Он еще поезд под откос пустит.

– Не усложняй, – успокоил Виктор. – Мало ли из-за чего у человека на душе скверно? Нельзя же во всем и везде видеть одних врагов. Не дело это.

– Меня в спецшколе учили иначе, – буркнул Олег.

– А ты не попка-дурак, – насмешливо сказал Виктор. – Ты учебу воспринимай не механически, а творчески.

Вышли к домику обходчика. В окнах было темно.

– Откройте. – Миша осторожно постучал в дверь.

– Э-э-э… – раздраженно протянул Олег. – Эдак мы здесь до утра простоим! – И он несколько раз подряд сильно ударил по дверям.

Зажегся свет, женский голос спросил тревожно:

– Ой, да кто же это?

– Милиция.

Двери открылись. На пороге стояла женщина лет сорока с «летучей мышью» в руке.

– Где хозяин? Или обходчик – вы? – спросил Коля.

– Иван Кузьмич, – сказала она неуверенно. – А он неужто снова с линии ушел? Неужто снова начелдыкался?!

– Успокойтесь. Дело у нас к вам. Как Ивана Кузьмича найти?

– Да на пути он должон быть, – махнула рукой женщина. – Всем мужик взял – и ростом и силой. И к бабам не ходит, и в местком его нынче избрали. Только вот пьет, проклятущий.

132