Рожденная революцией - Страница 137

137

– Пьяных стрелять надо, – сказала она яростно. – Чтобы жизнь людям не портили.

– Понял, – кивнул Коля. – Тогда неси чай.

Она удивленно взглянула на него и ушла на кухню.

– Как настроение, Иван Карлович? – нарочито бодрым голосом спросил Коля. – По-моему, сделка завершается благополучно?

– А у меня сосет под ложечкой и хочется икать. Боюсь, что все эти эксперименты уже не для меня.

– Ничего, – успокоил его Коля. – Сейчас попьем крепкого чайку, и вы придете в себя. – Коля подошел к стене, на которой висели семенные фотографии. На одной из них была запечатлена группа юношей и девушек. Среди них Коля без труда отыскал Нину. Надпись гласила: «2-й курс, 32 группа». Вошла Нина, начала расставлять чайные чашки.

– Вы крепкий любите или послабее? – спросила она.

– Крепкий. Выходит, ты студентка? Забавно.

– Это почему же забавно? – угрюмо осведомилась девушка.

– Ну как же, – Коля пожал плечами. – Отец – профессиональный уголовник, а дочь учится в советском вузе. При этом помогает отцу во всем.

– А может, она оттого и помогает во всем, что больше не студентка, – горько сказала Нина. – Вы об этом не подумали? Хотя где вам. У вас одна забота: выпить-закусить. Лоб-то – два сантиметра.

– У меня? – удивился Коля и потрогал лоб. – Неправда! У меня высокий лоб!

– Узкий, – сказала она насмешливо. – У кого он высокий и широкий – тот высоко и широко живет. А ты – гад подколодный. Садись, хлебай свой чай.

– Не очень-то вы любезны, – проскрипел Магницкий.

– Ладно, молчи, – сказала она грубо. – Мне теперь на все наплевать. Из института вышибли. А разве я виновата, что отец у меня такой? Я что, отвечаю за него? Отвечаю, скажите? Всюду говорят: дети за родителей не ответчики! А на деле другое выходит… Вот и ладно. Вот и буду воровкой – все равно правды не было и нет!

– Оно конечно, – кивнул Коля. – Согласен. Ты, конечно, им с открытой душой все выложила: так, мол, и так. Судим отец, да я-то при чем? А они вместо понимания и сочувствия – тебя за борт. Ясное дело – правды нет.

– Странно вы как-то говорите, – тихо сказала Нина. – Не пойму я чего-то. Вроде бы вы и за меня, а получается…

– А что получается? – невинно осведомился Коля.

– Я думаю вы или знали обо мне, или догадались. Я ведь скрыла отцову судимость. Может быть, если бы не скрыла… – Она махнула рукой и вздохнула. – А тон у вас был жестокий. Насмешливый был тон.

– Не знаю, не знаю, – сказал Коля. – Я так слыхал от людей: на воле товарищество крепкое, не то что у воров. Может, и врут, конечно. Но думаю: если бы ты не слукавила – студенты твои не дали бы тебя в обиду.

– Ладно, быльем все поросло, – раздраженно сказала Нина. – Пейте чай. Странный вы все же. Вроде бы и блатной. А вроде бы и нет.

– Блатырь он, доченька, – послышалось от порога. – Милицейская шавка, вот и все. Пистолетик не трогай, начальничек. Я вперед успею. Нина, возьми у него пистолет.

Девушка подошла, со страхом посмотрела на Колю. Он ответил ей грустным, укоряющим взглядом.

– Ну что же вы остановились? Раз уж помогаете во всем – делайте свое дело. – Коля отвернулся.

Она осторожно взяла «ТТ», отдала отцу.

– Господи, что же теперь будет? – всхлипнул Магницкий. – Это какое-то недоразумение, ошибка какая-то? Я клянусь вам!

– Не клянись, старая сволочь! – В комнату вошел заместитель директора ювелирного магазина Борецкий, на ходу снимая перчатки, приблизился к Магницкому. – Ссучился на старости лет? Продался? – Он неожиданно и резко ударил Магницкого под дых. Старик опрокинулся на пол, с трудом поднялся и сел. – Водки неси, – приказал Борецкий Нине. – Да поторопись, не сявку угощаешь, а самого товарища Кондратьева, из МУРа!

Коля перехватил ошеломленный взгляд девушки и улыбнулся:

– Ничего, Нина. Вы еще найдете свою правду, я в это верю. Вам, Борецкий, скажу так: старика больше не бить!

– В самом деле? – развеселился заместитель директора. – Это даже забавно! А если я все же рискну ему наподдать?

– Дом окружен, – спокойно сказал Коля. – Сдайте драгоценности и оружие, и я гарантирую вам жизнь – до суда, во всяком случае.

– А после суда? – насмешливо спросил Борецкий.

– Это будет зависеть от количества и тяжести совершенных вами преступлений.

– Выходит, могут шлепнуть? – вмешался Хвылин.

– Если заслужили, – бесспорно, – все так же спокойно сказал Коля.

– Ясно, – кивнул Борецкий. – Нина, ты чего застыла, как соляной столб? Давай, ласточка, на кухню, давай, давай. Обыщи-ка его, Хвыля.

Коля встал, поднял руки. Хвылин профессионально и быстро ощупал его, но браунинга в рукаве не нашел. Взял нож, вскрыл пачку с деньгами. Посыпалась белая бумага, и Борецкий огорченно зацокал языком:

– Ай-я-я-яй. Нас за это сажаете, а сами? Что за мошенничество, товарищ Кондратьев? Не к лицу, не к лицу. Садитесь, пожалуйста, и выслушайте меня внимательно: дом окружили, я понял. Вы предлагаете сдаться и сдать вещи – тоже понял. Это неприемлемо. Почему? Объясняю: чтобы сделать это дело, я потратил три года жизни, рисковал. Что же прикажете? Теперь, когда все на мази, – спасовать? Нет! Трижды нет! Выслушайте мои условия: я и Хвылин понимаем, что за убийство сторожа и этой «суки» Агеева нам так и так стенка. Неужели вы думаете, что еще один, два, три трупа нас остановят? Да и не было бы этих трупов – за восемьсот тысяч народного добра суд все равно даст «ВМН». Поэтому мы – уходим. Вы – сидите тихо. Оружия у вас нет, чуть что – мы вас пристрелим. Ясно?

– Не уйдете. Отсюда муха не пролетит.

137