Рожденная революцией - Страница 153

153

Офицер просмотрел список, потом резко и отрывисто скомандовал. Немцы построились, их было человек пятнадцать. Старший – с нашивками фельдфебеля, взял тетрадь, негромко сказал что-то солдатам. Грохоча сапогами, они выбежали из дежурки. Офицер проводил их взглядом.

– Они поехали, а ты погости у нас!

– Я забыл сказать, там, на обложке, я еще один адрес написал, – заволновался Егор. – Здесь жена одного знатного гепеушника живет, Кондратьева Мария Ивановна. Ваш унтер-офицер небось и не обратит внимания, его бы надо догнать! Предупредить!

– Не надо, – успокоил офицер. – Шульц очень добросовестный и аккуратный работник. Он прочтет этот адрес. А ты пока посиди здесь, – немец открыл двери «КПЗ», – не обижайся. Сам понимаешь, время военное…

Он закрыл дверь на засов и сверил свои часы со стенными: те уже шли. Было девятнадцать часов тридцать минут.

* * *

Сестра Семена Бойко зашла в комнату, когда на улицах города уже установилось относительное затишье, долго смотрела, как Генка листает старый «Огонек», потом остановила его, придержав за руку:

– После почитаете. Разговор есть.

– Ну, говори. – Генка закрыл журнал.

– Вам лучше уйти, – сказала она с усилием. – Не хочу брать греха на душу.

– А ты и не бери, – сказал Генка, вглядываясь в ее лицо и пытаясь понять и взвесить, как она поведет себя, и не обречена ли его затея с самого начала на провал. – Я так считаю, что ты должна мне помочь, а не им.

– Брат он мне, – сказала она с мукой. – Вы это поймите.

– Чего же не понять. – Генка пожал плечами. – Вы тоже поймите: смысл жизни не в том, кто брат, а кто сват.

– А в чем? – издевательски спросила она. – В том, что не подмажешь – не поедешь? На этом вся жизнь построена? Вот что я вам скажу: если не хотите так рано помереть, уходите. Я про вас ни слова никому. Если же хоть мизинцем шевельнете, чтобы Сене навредить, я за себя не отвечаю. Все у меня.

– Я не уйду. У тебя свое понимание долга и совести, у меня – свое.

– Как знаешь.

Со двора послышался скрип гравия. Шура выглянула в окно и тихо вскрикнула: впереди шел Семен. Он нес Таню, за ним двигался Мелентьев…

«Черт, – мысленно выругался Генка. – Несет кого-то, подлец. Нельзя в него стрелять». – Он опустил пистолет и тут же почувствовал, как в спину ему уперлись сдвоенные стволы охотничьего ружья.

– Брось свою штуку, – приказала Шура. – Я тебя честно предупредила. Не шевелись! – крикнула она, когда Генка начал поворачивать голову. – Разожми ладони, а то выстрелю!

Генка мог бы подстрелить ее: пистолет был на боевом взводе, патрон – в патроннике, только спусковой крючок нажать. Но он не нажал. Он подумал, что почти наверняка убьет ее, а права на это, несмотря ни на что, у него нет.

«Хлюпик вы, Геннадий Николаевич, – горько подумал он о себе. – Сентиментальный хлюпик, это уж совсем теперь ясно, и погибнете вы через эту свою гнусную черту, как пить дать погибнете». Пистолет упал на пол с глухим стуком.

– Отойди! – скомандовала Шура. Она шагнула вперед, подобрала пистолет. – Сядь! Вот там! – Она ткнула дулом ружья в сторону кровати. Генка послушно сел.

– Лучше бы ты убил меня, – с ненавистью сказала Шура. – Я же вижу: на совесть мою надавить хочешь… А я не пионерка! Сам виноват, сам!

Генка промолчал. В комнату вошел Семен, кивнул Шуре, спросил, улыбаясь:

– Чего вооружилась?

– Это из милиции, – ровным голосом сказала Шура. – Ему приказали тебя убить.

– Иди ты, – изумился Бойко. Он подошел вплотную к Генке, спросил, вглядываясь: – Зовут-то как? Кого поминать? – И добавил, покрутив головой: – Жестокие вы люди, милиционеры. Человек, можно сказать, второй раз родился, а вы? Иди в залу.

Генка отвернулся.

– Не пойдешь – здесь убью, – равнодушно сказал Семен. – Вот прямо сейчас и убью. – Он вынул «ТТ». – Вот видишь? – Улыбаясь, он направил ствол в голову Генке и начал давить на спусковой крючок. Курок медленно пополз вверх. – Не переборщи, милый, – Семен продолжал улыбаться. – Бах – и нет тебя. А так – с нами посидишь, выпьешь, закусишь напоследок. И я лично стрелять в тебя не стану – слово Сени! Я тебя немцам сдам, пусть они что хотят, то с тобой и делают, правда, Шура?

– Сволочь ты все же, Сенька, – сказала она.

– А что же мне после стольких переживаний делать? – со слезой в голосе спросил Бойко. – Надорвата у меня душа, а кто виноват? Вот такие, как он, всю нашу жизнь поломали – отравили…

Генка вошел в «залу». Родителей Бойко не было. На диване под зеркалом сидела Таня.

– Гена, – сказала она, и губы у нее задрожали. – Гена.

Он рванулся к ней, но Мелентьев выставил ногу, и Генка рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.

– В чем дело? – Мелентьев посмотрел на Семена. – Кто это?

– Из уголовки. Нас разыскивает. Кто он тебе? – обратился к Тане Семен.

Таня опустилась на пол рядом с Генкой и, поддерживая его голову, говорила, всхлипывая:

– Гена. Очнись, Гена.

– Кто он тебе? – Семен ударил Таню ногой, она вскрикнула. Генка пришел в себя, попытался встать. Мелентьев помог ему и тоже спросил:

– Вы знаете эту девушку?

Генка нашел взглядом Шуру и молча покачал головой.

– Он все равно ничего не скажет, – заметил Мелентьев. – Выведи его во двор и сразу возвращайся назад. Дело есть.

– Я его немцам сдам! – сказал Семен. – Сами посудите: такой человек – им подарок, а нам – выгода.

– Делай, что говорю, – повысил голос Мелентьев.

– Ладно, – Семен толкнул Генку к дверям. – Не хочешь говорить – так умрешь. – Он передернул затвор автомата.

153