Рожденная революцией - Страница 173

173

– От медали, товарищ майор. «За боевые заслуги». У меня есть такая, я знаю. По этому номеру можно установить владельца…

– Да что ты, Смирнов, право, – махнул рукой Миронов. – Мало ли кто и когда потерял эту гайку. Смешно. Ты где ее нашел?

– В тамбуре пятого вагона. Там на стене – бурые брызги. Похожие на кровь.

Смирнов не ошибся. Это был тот самый тамбур. На перегородке веером разлетелись пятнышки. Словно кто-то плеснул суриком.

– Пригласи понятых, составь протокол, сделай соскобы, – приказал Миронов. – Слушай, Смирнов. Тебе ничего не показалось странным? Ну, когда мы с милиционерами встретились?

– Показалось. Если они из МУРа, то почему в форме? А если из службы? Им разве поручали эту работу?

– Я подумал о том же. Да только поздно подумал. Ты это все проверь, ладно?

Этим же вечером зять женщины-цветочницы, которая ехала в одном вагоне с Машей, сержант железнодорожной милиции рассказал, что в поезде убили мужчину и женщину.

– В том поезде, где и ты, мать, ехала, – горько усмехнулся он. – Тыщу раз говорил: брось свою торговлю.

– На что бы вы с Веркой купили корову? – обиделась теща. – Дитё у вас, как без коровы?

– О тебе забочусь, – рассердился сержант. – Убить тебя могли. Как ту бабу.

– Погоди, погоди, – задохнулась женщина. – Мужик – видный, с портфелем? Деньги вез? А женщина – такая из себя… Красивая?

– Они… – помертвел сержант. – Да ты что? Видала?

– Вот как тебя…

…Машу и Султанова женщина опознала по фотографиям сразу. А художник-криминалист нарисовал по ее рассказу три портрета. Вышло похоже. Эти портреты размножили. Отныне каждый сотрудник знал, кого именно нужно задержать и обезвредить. Круг смыкался.

* * *

В три утра Коля подвел первые итоги. Они давали вполне реальную надежду на то, что преступники будут обнаружены в самое ближайшее время…

– Я был в наградном отделе, – доложил Смирнов. – Медаль сто тридцать один восемьдесят три десять «За боевые заслуги» выдана Тишкову Петру Емельяновичу тринадцатого февраля сорок пятого года за отличие при взятии Будапешта. Тишков – москвич, в июне этого года умер. Медаль находилась в семье. Старший сын Тишкова – Евгений Петрович в сорок четвертом году был осужден за бандитизм к двадцати пяти годам лишения свободы. Из лагеря бежал. В настоящее время находится в розыске. Вероятнее всего, это он, – Смирнов положил на стол фотографию Тишкова. – Его фото и наш фоторобот – один к одному.

– Значит, они «работают», переодевшись в нашу форму, – заметил Виктор. – Вот почему мы не имели свидетелей. Вы правильно тогда сказали, Николай Федорович. Люди все видели и не обращали внимания. Ну кто подумает, что работники милиции – бандиты?

– Есть предварительный анализ крови из вагона, – сказал Миронов. – Она третьей группы. Кровь Султанова – этой же группы.

– Фотографии бандитов розданы всем нашим работникам, – сообщил Виктор. – Сомнений больше нет, и я считаю: нужно отдать приказ: бандитов задержать и обезвредить любыми средствами, в случае необходимости оружие применять разрешается без ограничений.

– Согласен, – кивнул Коля. – Но эта сторона дела, так сказать, внешняя. Если повезет. Мы же должны идти своим путем. Проверяйте связи Тишкова, Султанова, Ярцева и Самариных. Главные открытия нас ждут только на этом направлении. И последнее. – Коля посмотрел на Смирнова: – Старшего лейтенанта Смирнова включите в состав опергруппы. Начальнику транспортного отдела я позвоню.

С женой Султанова Виктор решил поговорить сам. Она жила недалеко от Пушкинской площади, и Виктор предложил встретиться неофициально, в сквере на Советской площади.

Она была в трауре – Виктор сразу ее узнал. Разговор долго не клеился – едва начав его, она тут же заплакала, и Виктору стоило огромного труда ее успокоить. Задавать наводящие вопросы было неудобно, но постепенно Виктор притерпелся к ее сбивчивой, прыгающей с мысли на мысль речи и вдруг поймал себя на том, что слушает ее с интересом и сочувствием. А она рассказывала о том, как в далеком двадцатом встретила в Каракумах черного от загара красного командира-туркмена, и этот командир, вопреки всем обычаям и традициям, влюбился в русскую, да не просто влюбился, а рассорился со всеми родственниками и женился. А потом гоняли они по пескам басмаческие банды, мучились от непереносимой жажды и залечивали раны от басмаческих пуль. В тридцатом Султанов поступил на медицинский. И за прошедшие пятнадцать лет стал не просто опытным врачом, а доктором наук, профессором, разрабатывал перспективное направление в лечении сердечнососудистых заболеваний. И вот все кончилось. Оборвалось. Пересекли жизненный путь доктора Султанова три подонка.

– Ну что же, – сказал Виктор, – я не буду вас утешать, это бессмысленно. Если возмездие может послужить хоть каким-то утешением, я вам обещаю: преступники получат по заслугам. У нас сейчас только один вопрос: кто, кроме Ярцева и вашего мужа, мог знать о продаже дачи, о деньгах?

– Никто, – она раскрыла сумочку, протянула Виктору сложенную вчетверо бумажку. – Даже от сына мы это скрыли.

– «Аня, – прочитал Кондаков, – Юрий ничего не должен знать о продаже дачи, о деньгах. Сегодня вечером Ярцев со мною рассчитается, поэтому буду поздно, приеду с 9-часовым. Встречай на Савеловском, если будет время…»

– А у меня было ночное дежурство, а я не смогла его встретить… – И она снова заплакала.

– А почему вы скрыли все это от сына? – осторожно спросил Виктор.

– Знаете, какие теперь дети, – она вздохнула сквозь слезы. – Мы решили послать деньги родителям мужа, они в очень трудном положении сейчас: там было землетрясение, дом пропал, а Юрий категорически возражал, настаивал на покупке автомобиля.

173