Рожденная революцией - Страница 177

177

На улице Санько остановился.

– Ты иди впереди. Иди спокойно, не шебути. Пуля, брат, все равно догонит.

– Все равно, – согласился Жарков. – Я понимаю, может, на троллейбус сядем? Тут до Петровки четыре остановки.

– Пешком надёжнее. Ты иди и рассказывай. Кто еще у вас в банде?

– Всего пятеро. Тот, что ваше удостоверение имеет, «Санько», значит… – Жарков усмехнулся. – Он человек веселый, в оркестре играет, на трубе… Ну, Тишкова вы знаете. Ну – я… Еще один есть, его не знаю. Все, кроме трубача и меня, без определенки! Главный – Штихель. Его ни разу не видал.

– Где же ваша хаза?

– Верь не верь – ничего не знаю. Заходят ко мне в баню, когда им надо, и все.

– А про трубача откуда знаешь?

– Случайно. Зашел однажды в «Будапешт» посидеть. Деньги были, день удачный вышел. Смотрю, «Санько» этот на трубе играет… – Жарков странно посмотрел на участкового: – Знаете, почему я это все вам так откровенно говорю?

– Почему? – машинально спросил Санько.

– Так, – усмехнулся Жарков. – Ни за что не догадаетесь.

– А ты перестань того бандита моей фамилией называть, – попросил Санько. – Мне это неприятно.

Они шли по бульвару. Вечерело, прохожих было совсем мало, накрапывал мелкий дождь.

– Поторопись, – попросил Санько.

– Теперь уже некуда, – рассмеялся Жарков. – Оглянись, начальник.

Санько обернулся. Позади стоял Тишков и целился из нагана прямо в лоб.

– Сдай оружие, – приказал Санько. – Вам всем так и так крышка… Оперативники сидят у вас на хвосте…

– Где? – издевательски прищурился Тишков. – Где? Нету.

Санько понял – до выстрела остаются сотые доли секунды. Он не успел испугаться, не успел ничего сделать, он успел только подумать с горьким отчаянием, что и на этот раз ошибся, свалял дурака, – теперь уже непоправимо. Выстрел хлопнул мягко, глухо, словно лопнул воздушный шарик. Санько упал лицом вниз.

– В переносицу попал. – Тишков спрятал наган. – Рвем когти.

Они побежали. Вслед истошно закричала какая-то женщина, послышались трели милицейских свистков.

– Он умер сразу, – тихо сказал Виктор. – Судя по следам на месте происшествия, он шел вдвоем с каким-то человеком. С мужчиной. Потом их догнал еще один. Стрелял догнавший. Гильза от нагана, который в прошлом году похищен из тридцать пятого отделения связи. Я поинтересовался, где Санько провел вторую половину дня, и вот что выяснилось. – Виктор открыл записную книжку: – До семнадцати часов он был на работе. Начальник розыска отметил любопытную деталь: когда Санько услыхал, что Кондратьева – эта ваша жена и вы очень тяжело переживаете ее смерть, он вылетел из кабинета начальника розыска, что называется, пулей. Я выяснил, что в апреле прошлого года погибла Зина – жена Санько, – ее убили хулиганы. Я подумал: возможно, здесь есть какая-то связь. Возможно, такая аналогия повлияла на Санько, и он решил самостоятельно предпринять какие-то шаги.

– Какие? – спросил Коля.

– Сегодня суббота. А по субботам Санько обычно ходил в Сандуны. Мне дежурный сказал. На всякий случай я пошел туда. Пространщик, – Виктор снова заглянул в книжку, – его фамилия Аникеев, видел, как Санько ушел из бани с другим пространщиком – Жарковым. Я был у Жаркова. Его нет, соседей я предупредил и на всякий случай оставил там двух наших.

– Я вот о чем подумал, – Коля подошел к Виктору. – Жарков этот запросто мог добраться до удостоверения Санько. Ведь Санько в форме ходил все время.

– Это нужно уточнить.

– И так ясно, – вздохнул Коля. – Такие, как он, спят в форме. Возьми людей, оформи документы и произведи у Жаркова тщательный обыск. Ищи фотопринадлежности, бланки, бумагу и вообще все, что может служить для изготовления поддельных документов.

…Виктор вернулся через час. Он привез новенький ФЭД, штатив для макросъемки, специальный объектив и катушку цветной немецкой пленки с высокоразрешающими данными. Коля осмотрел находки:

– Не придет Жарков домой. Теперь это ясно.

Но Коля ошибся. Жарков пришел.

* * *

Вот уже второй день Миронов сидел в Библиотеке имени Ленина и просматривал папки с гравюрами Гольбейна и Дюрера. Их было очень много, этих гравюр, но нужной все не находилось, и Миронов обратился к консультанту-библиографу.

– Многоплановая, сложная вещь, – сказал Миронов. – Рыцарь в доспехах с копьем и мечом, нимб вокруг головы. Фон пейзажный, холмы. На холме справа – замок. По бокам два херувима держат доспехи… Два герба вверху. На одном скрещенные мечи, на втором – полосы.

– Память у вас… – покрутил головой консультант. – Это «Святой Георгий стоящий»…

– Но ведь нет у Дюрера и Гольбейна такого сюжета?

– У Лукаса Кранаха Старшего есть.

– Ч-черт… Надо же… – ошеломленно протянул Миронов. – Я еще удивился монограмме «С». У Кранаха должен быть дракон крылатый вместо монограммы. Надо же… Вот я лопух! Ранняя вещь. Не было тогда дракона…

– Вот она… – Консультант раскрыл папку. Рядом с монограммой мастера стояла дата: «1506». Пятерка была оттиснута наоборот.

– Скажите… – Миронов напрягся. – А может быть так, чтобы на одной из гравюр этого сюжета цифра «пять» стояла нормально?

Консультант покачал головой:

– Нет, молодой человек. Художник вырезал эту цифру на доске не зеркально, как положено было, а прямо. На всех гравюрах этой серии цифра пять стоит наоборот…

– А если прямо?

– Тогда вы совершили открытие, – развел руками консультант, – и вас изберут в Академию художеств.

Через полчаса Миронов уже был в управлении. Коля, выслушав его рассказ, сказал с улыбкой:

177