– Кто это, Коля? – спросил Бушмакин.
– Бывший сотрудник Пантелеев Леонид. Прошу обратить внимание, что, по моим данным, одного из налетчиков называли Лёнечкой!
– Все это мутью пахнет, – ухмыльнулся Вася. – Наш работник? Чепуха!
– Он по соцпроисхождению кто? – спросила Маруська.
– Типографский рабочий, – сказал Коля. – К сожалению, это факт.
– Гнусный факт, – заметил Бушмакин. – Если версия Кондратьева подтвердится – а она, по-моему, достаточно перспективна и обоснованна, придется нам в кадре ставить вопрос о качестве политработы. Это надо же. Такое перерождение нашего, можно сказать, товарища в матерого уголовника. Есть над чем поразмыслить.
– Факт случайный, единичный факт, – вступил в разговор Никита. – Панику не из-за чего поднимать.
– Никто и не паникует, – отрезал Бушмакин, – но какие же мы большевики, если этот – пусть единичный – факт станем замазывать и тушить келейно, как говорят некоторые недалекие товарищи, – без шума? Грош нам цена тогда!
– А вся беда от этих проклятых нэпманов, – зло сказал Вася. – Макаров погиб. А разве он один? И перерожденцы есть, прав товарищ Бушмакин!
– Скажу так, – Бушмакин обвел присутствующих спокойным, уверенным взглядом. – Мы строим новый мир, товарищи. Первый раз за всю историю человечества строим. У нас нет проторенной дороги, мало опыта. Издержки всякого рода на нашем пути неизбежны. Нужно только стараться, чтобы их было как можно меньше. И не паниковать, когда нам все же не удается их избежать. И не поливать сиропом наши недостатки, не скрывать их, а смело, как учит товарищ Ленин, выносить эти недостатки на свет и ликвидировать их, вот что. Нил Алексеич, прошу вас наметить план мероприятий.
– Намечать нечего, – вздохнул Колычев. – Есть только один главный пункт. Нужна связь Пантелеева. Выйдем на связь – попытаемся через нее подобраться и к нему самому. Но все это теория. Дело далеко не обычное, я уже имел честь вам об этом сообщить.
– Имел честь вам сообщить, – негромко повторил Вася.
– Извините, – смутился Колычев. – Мне трудно привыкнуть к новой манере. Я достаточно стар уже.
– Не обращайте внимания, Нил Алексеич, – улыбнулся Коля. – Василий нынче с левой ноги встал. Мы все, Нил Алексеич, уважаем ваш опыт и человеческие качества, честность вашу уважаем. И вас, как нашего наставника и учителя.
– Ладно, – сказал Вася. – Я не спорю. Нил Алексеич, не держите сердца на Васю, лады?
– Лады, – рассмеялся Колычев.
Когда все разошлись, Бушмакин вздохнул:
– Боюсь, вычистят от нас Колычева как социально чуждый элемент. Думаю обратиться в Москву, к товарищу Дзержинскому. Как считаешь?
– Могу подписаться, если надо, – сказал Коля.
– Ну ладно. – Бушмакин снова вздохнул. – По заводу нашему не скучаешь? А я, Коля, шибко горюю. Во сне вижу – станок крутится, стружка бьется…
– Да нет этого ничего, – простодушно ответил Коля. – Стоят заводы.
– Я ж тебе про сон, чудак человек, – хмуро уронил Бушмакин. – Ладно, иди работай. Я, пожалуй, к Сергееву пойду.
Через пятнадцать минут Бушмакин уже входил в Смольный. С памятного 1917-го здесь почти ничего не изменилось, только вместо матроса у входа стоял добротно одетый часовой в буденовке. В приемной Сергеева не было посетителей, и Бушмакин решил, что ему крупно повезло, но секретарь сказал, что Сергеев уехал на завод и будет только вечером. Бушмакин расстроился и хотел уже уходить, однако секретарь остановил его.
– У вас, собственно, какой вопрос?
– С кадром у нас непорядок, – уклончиво ответил Бушмакин.
– Вот и прекрасно! – почему-то обрадовался секретарь. – Все кадровые вопросы решает инструктор адмотдела товарищ Кузьмичев, а он у себя!
– Спасибо, – хмуро поблагодарил Бушмакин и прошел в кабинет Кузьмичева.
Тот встретил его приветливо, встал навстречу, усадил, дружески улыбнулся:
– Столько времени работали вместе, а познакомиться так и не пришлось. Слышал о вас много хорошего, очень рад!
Бушмакин хотел честно сказать, что тем же ответить никак не может, потому что ничего хорошего о Кузьмичеве не слыхал, но потом вспомнил, что пришел с просьбой, а когда просишь, надо не хмуриться, а улыбаться. «Ну и бесхребетная ты личность, товарищ…», – изругал себя Бушмакин, но вслух произнес другое:
– Я рассчитываю на вашу справедливость и объективность, товарищ Кузьмичев. Приказано выключить из службы всех бывших полицейских, невзирая на лица и заслуги.
– Ну и что же? – улыбнулся Кузьмичев. – Это решение партии. А вы не согласны?
– Согласен. Но я знаю старинную истину: «Исключение подтверждает правило». Я прошу сделать исключение для старого специалиста, товарища Колычева Нила Алексеевича. Это ходячая энциклопедия розыскной работы, ходячая картотека и…
– И ходячая компрометация Советской власти, – снова улыбнулся Кузьмичев. – Вы задумались над тем, что многие граждане знают вашего Колычева как бывшего полицейского чиновника, бывшего дворянина и вообще – бывшего? У народа возникнет вопрос: если Советская власть использует в своей работе бывших, она пуста! Она не в состоянии сама по себе ничего решить, ничего обеспечить и больше того: народ может засомневаться! А это, скажу я вам, печально, если не больше.
– А указания товарища Ленина о тактичном и бережном отношении к старым специалистам? – закипая, спросил Бушмакин. – Вы о них знаете?
– Эти указания не распространяются на полицию, неужели вы этого не понимаете? Странный вы человек! – удивился Кузьмичев. – Ведь вы просите за тех, кто нас преследовал и истязал. Что за близорукость!