Рожденная революцией - Страница 58

К оглавлению

– Ну, не вчера, – сказал Коля, – а с месяц будет. Нет еще привычки.

– А раньше чем занимался? – Она смотрела на него, не отводя взгляда.

«А вот этот случай мы не предусмотрели, – молнией пронеслось в голове у Коли. – Нужно что-то придумать. С ходу…»

– Соображаешь, чего наврать? – насмешливо спросила она.

– Соображаю, могу ли тебя обвести.

– Блатяк? – продолжала она. – Куликаешь?

– Был, – кивнул Коля. – По-свойски куликаю, само собой…

– Чего бросил? Завязал?

– Мусора в Москве на хвост сели, пришлось уходить, на время решил заначиться, другим заняться…

Она задумалась:

– С кем в Москве работал?

– С Берендеем Кутьковым, если слыхала о таком.

– Их всех взяли? – она хорошо разыграла недоумение.

– Не всех… – Коля тяжело посмотрел на нее. – А ты почем знаешь нашу жизнь? Или твой аблакат «Иваном» был?

– Почти угадал, – кивнула она. – Однако что это мы на пороге стоим? Хорошо еще, что квартира пустая, все соседи на службе. Ты проходи в комнату, не стесняйся…

Когда вошли, она тщательно закрыла дверной замок.

– Так спокойнее…

Коля огляделся. Вокруг торчали бесконечные полочки, а на них – статуэтки, чашки, хрустальные вазочки.

– Летошний год взяли мы с Кутьковым одну такую хазу… – сказал Коля. – Тоже всего было полно.

– Ну и что? – она поставила на стол бутылку с мутным самогоном и тарелку с солеными огурцами.

– Побили все на куски, – равнодушно сообщил Коля. – Берендей – он такой.

– Выпей и закуси, – она пододвинула ему тарелку и бутылку. – Сколько здесь? – Дамочка начала снова мять и щупать материал.

– Двадцать аршин… Чего-то мне неспокойно. Ровно бы, за стенкой кто-то есть.

– Никого нет, – ответила она быстро, и Коля понял, что врет.

«И карточку пантелеевскую надо на место вернуть… А как? – думал Коля. – Она ведь не выходит из комнаты. И не выйдет. А если в соседней кто-то есть, да еще в стене дырка, – мне фотку не положить, голову потеряю. Как же быть?»

Он опрокинул рюмку, захрустел огурцом.

– Консервы возьмешь? Сахарин? Муку? – спросила она.

– Этого у нас у самих в отвал. Нам бы… – Коля поискал глазами и снял со стены старинную, изукрашенную перламутром гитару с роскошным голубым бантом.

– Мальчик играет? – улыбнулся он. – Если бы девочка, бант розовым должен быть…

– Все-то ты знаешь, – посмотрела она недобро. – Не подавился бы – от излишка знаний.

– Мы не подавимся, мы – Берендея Кутькова выученики, – гордо сказал Коля и ударил по струнам:

Перебиты, поломаны крылья.
Тяжкой думою душу свело.
Кокаином – серебряной пылью
Все дороги мои замело…

Коля отложил гитару:

– Поняла, на что шелк сменяю?

– Тебе зачем? Сам нюхаешь или кому сбываешь? – спросила она.

– Коммерческая тайна. Я же не интересуюсь, откуда у вас, сочувствующей советской власти женщины, марафет? А?

– Язва ты, – усмехнулась она. – Черт с тобой, дам. Понравился ты мне. Люблю огромных мужчин.

Она томно потянулась. Коля испуганно вскочил, схватил мешок:

– Давай к делу, дамочка. Некогда мне.

– А я тебе разве не дело предлагаю? – Она придвинулась к нему.

Коля оцепенел. Он понимал, что в данной ситуации ему не миновать объятий адвокатши. Если ее оттолкнуть – развалится, лопнет, как мыльный пузырь, с таким трудом и риском налаженный контакт, а вместе с контактом провалится, не начавшись, операция по ликвидации Пантелеева. «Вот и решай… – лихорадочно соображал Коля. – Что делать и чем пожертвовать – чистотой взаимоотношений с Машей или поимкой Пантелеева…»

– Что-то ты темнишь, – сказала она. – Почему не хочешь? Не нравлюсь?

Коля подошел к прикроватной тумбочке, на которой стояли фотографии в рамочках, и незаметно уронил на столешницу фотографию Пантелеева.

– Нравишься, – повернулся он. – Не на того только нарвалась. Я, мать, не кобель, поняла? Сначала хахалей своих прогони, а потом видно будет! – И Коля яростно швырнул ей в лицо карточку Пантелеева.

Она послушно подобрала ее с пола и почти с нежностью посмотрела на Колю.

– Ревнивый, – сказала она грудным голосом. – Я о таком всю жизнь грезила. Муж у меня, видишь ли, дубина был. Совсем бесчувственный, не горячий совсем. А ты, я вижу… – она скрипнула зубами.

Коля схватил мешок, пулей вылетел в коридор.

– Марафет забыл, – зашипела она ему вслед.

Коля вернулся, схватил пробирку с белым порошком и наткнулся на ее колючий, вопрошающий взгляд.

– Я ждать буду. – Она жарко дохнула ему в лицо, но Коля вдруг поймал себя на том, что не верит ей. «Слова любовные, а глаза холодные, – подумал он. – Здесь что-то не чисто».

– Ровно через три дня жду, – сказала она. – Не забудь.

…Коля не ошибся. Едва закрылась за ним дверь, как из соседней комнаты вышел Пантелеев, задумчиво взглянул на адвокатшу:

– Рисковая ты, Раиса.

– Я подумала: если он из легашей – тебе надо самому посмотреть. Ты ведь бывший… – она усмехнулась.

– Не шути этим. Леня этого не любит, – сказал Пантелеев тихо, и она осела под его взглядом, словно вдруг напоролась на безразличные глаза гадюки.

– Я его пока не понял, – продолжал Пантелеев. – Да это и не важно – рисковать мне нельзя. В следующий раз придет – пусть за ним наши протопают. Легавый – в канал его. А не легавый… все равно в канал. На всякий случай. Береженого и бог бережет. Я, Раечка, год назад наплевал бы на этот, как бы сказать, юридический казус. Год назад, но не сегодня. Они, суки, растут на глазах, понимаешь? Оперативное мастерство у них растет. Кое в чем они теперь и сыскную полицию переплюнут. Делай, как сказал.